– Эта твоя неадекватность, твои страхи, рефлексии, твой отец, – говорил Юджин, указывая на меня. Я закричала в ответ, что знаю все это не хуже его, и разрыдалась.
– Молоденькие девушки точно камни, – сказал он с горечью, – ничто не трогает их. Нельзя жить с камнем. По крайней мере я этого не могу.
– Но ты же любишь учить меня, – не согласилась я, – ты же сам говорил мне об этом. Многие девушки не стали бы принимать этого. Но я же стараюсь понять, когда ты говоришь о ледниковом периоде и об эволюции, о самовнушении и корыстолюбии. Может быть, она бы не захотела всего этого слушать…
Мне вдруг захотелось сказать ему о том, что у Мэри волосатые ноги, но я вовремя спохватилась, подумав, что если я скажу ему это, то мне же, пожалуй, будет хуже.
– Может быть, она и не захотела бы, – произнес он, – но она по крайней мере не мешала бы мне говорить с ней и наслаждаться ее обществом…
– Но тебе же хорошо со мной, – сказала я, – тебе нравится быть со мной в постели и многое другое.
– Пожалуйста! – сказал он таким тоном, будто я его совсем замучила, и попытался поймать залетевшую через открытое окно мошку. Потом поднялся.
– Я думаю, что если бы вернулась Лора, было бы то же самое, – сказала я.
– Возможно, – кивнул он, – одна привязанность не отменяет другую, вы все, – он на секунду задумался, подыскивая нужное слово, – разные.
– Что ж, если все обстоит именно так, то я не знаю, что я здесь делаю.
– Вот и я не понимаю, что ты здесь делаешь и чего добиваешься, когда ведешь себя, как официантка, – бросил он и направился к камину, в котором лежали разные бумажки, спички и волосы с моей расчески.
– Я сейчас думаю, что было бы куда лучше, если бы мы вовсе не встречались с тобой, – сказала я.
Он оперся локтем на каминную доску и подвинул в сторону вазу с примулами, а потом сказал:
– Ты, конечно, мыслитель. Почему бы, мыслитель, тебе не подняться с кровати и не умыться, и не припудрить лицо? Начни делать что-нибудь. Постарайся утопить свою неадекватность в мытье степ или починке моих носков, или в борьбе со своей ершистой натурой…
Я смотрела, как он стоит там и говорит со мной, как чужой, сильный, уверенный в себе человек.
– Ты договорился встретиться с этой девушкой еще раз? – спросила я.
– А почему бы и нет?
– Она же с Саймоном, она его девушка, – сказала я.
– Во имя Божье, перестань читать мне эти свои поповские наставления. Его она девушка или не его, какая разница? – ответил он.
Я подумала, что если я люблю его так сильно, как я думаю, что люблю, то мне надо принимать все, что бы он ни делал.
– Если ты еще раз встретишься с ней, я уйду и никогда больше не вернусь к тебе, – заявила я.
Дело было не в ней, не в ее обаянии и внешности, хотя в определенной степени и в этом тоже, самое главное было в том, что она напоминала ему Лору. Мне же нужен был он только для меня одной.
– В этом случае можешь начать упаковываться прямо сейчас, потому что я обедаю завтра с ними.
– А я? – воскликнула я, оскорбленная, что он не сказал «мы».
– И ты, – устало согласился он, – но только в том случае, если ты уверена, что сможешь вести себя достойно, не впадая в свою обычную хандру.
Подойдя к двери, он добавил:
– Полюбуйся на себя в зеркало, ты похожа на красноносую опухшую посудомойку.
– Юджин, Юджин, – я поднялась с кровати, а он повернулся, чтобы спросить «что?», но горечь на его лице заставила меня проглотить все, что я только что намеревалась сказать ему. Вряд ли бы он понял.
Он спустился и включил музыку, а я сидела в спальне и строила планы, как проучить его. Я решила, что уеду, и пусть он ищет меня. Я вспомнила историю, которую рассказала мне Бэйба про Тода Мида и его жену, которая как-то ушла от Тода, и он три дня разыскивал ее везде. Наконец ее нашел полицейский. Она преспокойненько ела мороженое, сидя в одиночестве в одном из задних залов кинотеатров. Она проводила время в кино и спала в каком-то отеле, а мне даже этого не надо делать, потому что я могла отправиться к Джоанне. Я помогу Бэйбе собраться, а он пусть ищет меня, проклиная себя за то, что я исчезла, и клянется больше никогда не выпускать меня из своего поля зрения.
Глава девятнадцатая
Это была длинная ночь. Я достала из шкафа чемодан и стала упаковывать вещи. Я собрала мои украшения, несколько безделушек, доставшихся мне от мамы и его подарок – золотую цепочку в футлярчике. Около двух я спустилась вниз, чтобы согреть себе немного молока. Проходя мимо двери кабинета, я прислушалась. Мне показалось, что он бродит там из угла в угол, в этот момент по радио зазвучала флейта, выводящая какую-то тягомотную мелодию. На секунду меня посетило искушение постучаться и войти, чтобы попросить у него прощение. Послушать вместе с ним музыку. Но я переборола себя, спустилась на кухню, согрела молока и вернулась обратно в постель. В любом случае я могла бы извиниться позже, когда он придет ко мне. Но в ту ночь он спал в гостевой комнате, и это задело меня больше всего.
Утром мы не разговаривали, и, пока он брился, я положила чемодан в багажник машины, а обручальное кольцо в пепельницу на его столе. Я уже твердо решила, что исчезну на неделю, чтобы он успел как следует соскучиться обо мне. У меня в сумочке лежало письмо, которое я собиралась вручить ему, когда мы окажемся в Дублине. В нем было написано, что я ухожу навсегда.
Новенький телефонный аппарат стоял в холле, сияя чистотой и ожидая, когда им начнут пользоваться. Анна посмотрела на него и сказала, что было бы хорошо, если бы он не зазвонил в наше отсутствие. От нечего делать, она осветлила свои черные волосы, но блондинка из нее получилась никудышная, темные корни волос так и бросались в глаза. Я не сказала ей, что ухожу, потому что знала, что она будет или уговаривать меня не делать этого, или попросит взять ее с собой.
Проезжая вниз на равнину мимо бурых полей, спускаясь по каменистому пригорку и богатому травами пастбищу и голубым от недавней обработки медным купоросом картофельным полям, мы с Юджином перебросились едва ли не полудюжиной слов.
– Куда мы едем обедать? – спросила я.
– В Шелбурн, – ответил он, а я выглянула в окно и прочитала два лозунга, выведенных на стене из известняка «Да здравствует И. Р. А.» и «Берегитесь ездить, рабы». Я запомнила их, говоря себе, что я никогда больше не проеду здесь. Говоря себе это, я еще не верила, что так может случиться.
Когда мы проезжали мимо шотландских сосен, я сказала:
– Теперь я знаю, как называются эти деревья. Он не ответил.
Когда мы вышли в Стивенс-Грин, я шла немного впереди. Когда мы входили во вращающиеся двери отеля, я сказала: